Из чего состоят туфли материалы. Материалы для изготовления обуви. Какие бывают кожи


Игровая карьера Государственные награды
Международные медали
Хоккей с шайбой (мужчины)
Олимпийские игры
Золото Инсбрук 1964 Сборная СССР
Золото Гренобль 1968 Сборная СССР
Чемпионаты мира
Бронза Швейцария 1961
Золото Швеция 1963
Золото Инсбрук 1964
Золото Финляндия 1965
Золото Югославия 1966
Золото Австрия 1967
Золото Гренобль 1968
Золото Швеция 1970
Золото Швейцария 1971
Чемпионаты Европы
Серебро Швейцария 1961
Золото Швеция 1963
Золото Инсбрук 1964
Золото Финляндия 1965
Золото Югославия 1966
Золото Австрия 1967
Золото Гренобль 1968
Золото Швеция 1970
Серебро Швейцария 1971

Ви́ктор Серге́евич Конова́ленко (11 марта , Горький , РСФСР , СССР - 20 февраля , Нижний Новгород , Россия) - советский хоккеист , заслуженный мастер спорта СССР (1963), вратарь сборной СССР и горьковского «Торпедо » (1956-1972), двукратный олимпийский чемпион, многократный чемпион мира и Европы. Хоккейное прозвище - «русский медведь » .

Биография

Родился в городе Горький . В 14 лет, чтобы помочь семье, пошёл работать на Горьковский автомобильный завод . В это время он уже играл нападающим в футбол и хоккей в детской горьковской команде «Торпедо». Благодаря игре в нападении в хоккее, приобрёл хорошее катание, которое в будущем сильно помогло ему в карьере вратаря - Коноваленко молниеносно перемещался в воротах.

С г. выступал вратарём за ХК «Торпедо» Горький. В чемпионатах СССР провёл 450 матчей. В 1961 году стал серебряным призёром чемпионата СССР по хоккею.

С 1961 года в составе сборной команды СССР. В 1961 году стал серебряным призёром чемпионата Европы , и бронзовым - чемпионата мира по хоккею.

В 1969 году Коноваленко был отлучён от сборной за неосторожные высказывания о её проблемах, но в 1970 году снова оказался в сборной.

По завершении карьеры в сборной передал свою майку с № 20 молодому тогда вратарю Владиславу Третьяку . В 1970 году был признан лучшим хоккеистом СССР. Прощальный матч сыграл в 1973 году.

После завершения спортивной карьеры, перешёл на тренерскую работу, занимался с юными хоккеистами и был тренером вратарей.

Окончил ГДОИФК (1969).

Последние годы жизни Виктор Коноваленко работал тренером Автозаводского дворца спорта «Торпедо». К концу жизни у Коноваленко испортилось зрение, развилась болезнь ног (деформирующий артроз), однако продолжал работать. Скончался на рабочем месте во время планёрки 20 февраля 1996 года, похоронен в Нижнем Новгороде на Старо-Автозаводском кладбище , в простонародье называемом «Молочка».

Награды

Память

Напишите отзыв о статье "Коноваленко, Виктор Сергеевич"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Коноваленко, Виктор Сергеевич

Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г"ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег"тям, дьяволам, дать дог"огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг"ону пг"ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг"аны! точь в точь баг"аны! Пг"очь… дай дог"огу!… Стой там! ты повозка, чог"т! Саблей изг"ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг"емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг"аться – так дг"аться. А то чог"т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг"ился, зубы вычистил и надушился.

Человек – стена. Так называл Виктора Сергеевича Коноваленко его партнер по сборной СССР Анатолий Фирсов. И здесь имелось ввиду не только его непробиваемость в воротах, но и монументальный, спокойный и твердый характер.

Классный воротчик, мужественный человек. Патриот своего родного города и клуба. Что еще можно сказать про Виктора Сергеевича?

Ну разве что то, что большинство его партнеров считает Коноваленко лучшим вратарем… А еще, что ему одному разрешал тренер курить…

Для тех, кто не помнит или не знает:

Обратите внимание на выделенный пункт. Этот успех «Торпедо» трудно переоценить. Оставить за спиной «Спартак», московское«Динамо», «Крылья Советов»….. Это было равносильно… подвигу.

Коноваленко родился в «Щитках»

Детские годы Виктора Сергеевича мало чем отличаются от детских годов других наших олимпийских чемпионов – детей войны. Ну, разве что детали. А так, все как под копирку: полуголодное детство, тяжелая работа чуть не с пеленок и огромный интерес к спорту.

Правда, было исключение. В отличие от Веденина, Кулаковой и многих других у Коноваленко был жив отец. Который, и приложил руку (иногда в прямом смысле) к воспитанию сына. Что-то передалось на генетическом уровне, а что-то Сергею Артемьевичу пришлось сыну «объяснять».

Любовь и голуби

Нет, я сейчас не про фильм. Я сейчас про свойство характера Виктора. При всей своей хулиганистости и воинственности, он очень любил голубей. И не просто любил. Он сам смастерил голубятню и купил на свои первые заработанные деньги (дрова пилил) голубей.

Как же это здорово! Я даже не знаю, как описать те эмоции, которые меня переполняли, когда я узнал про этот факт из жизни Виктора Сергеевича. По-моему он сам за себя говорит? Как вы считаете?

С правой пробил, с левой — не получилось.

Начиналось все с футбола. В 14 лет Коноваленко попадает в секцию футбола при стадионе Автоваза. И то, попал, благодаря своей настырности. После первого просмотра его не взяли. Нужно было с обеих ног хорошо бить, а у Виктора с левой не получилось. Но так просто отделаться, от Коноваленко тренер не смог. Он все равно пришел на тренировку и тренер сдался.

Отзанимался 2 сезона. Были даже результаты. Но, что называется, не зацепило. Хоккей ему больше нравился. А когда посмотрел в живую на игру мастеров «Торпедо» и московского «Динамо», понял, что не тем занимается. И ушел в хоккей.

О вратарской карьере, конечно, не думал. Не серьезно это как-то…. Хотелось забивать. Хотеть то, хотел, но… В поле Виктора не взяли.

Вот, собственно, и все. В 15 лет и началась спортивная карьера Виктора Коноваленко.

Научиться не щадить себя — вот в чем секрет вратарского мастерства.

Трудно было и больно. Вратарской амуниции толковой не было. Играл в ватных штанах, валенках, телогрейке и без маски… Чтобы хоть как-то себя защитить в валенки засовывал книжки… (потом уже настоящие щитки выдали) И, честно говоря, я не понимаю, это сколько мужества надо иметь, и как можно так стойко переносить боль?

Но, Коноваленко терпел. Для себя он понял главное — меньше щадишь себя — меньше пропускаешь.

И, судя по количеству шрамов на лице, переломов и ушибов, щадить себя Виктор Сергеевич не собирался. Ну прилетит шайба в лоб, ну и «Дахусим». Ну въедут коньком в переносицу, да так, что в больницу без сознания отвезут. И, все равно «Дахусим», завтра на лед.

15 лет родному городу и клубу

Первую свою игру за команду мастеров «Торпедо» Виктор провел в день своего рождения 11 марта 1957.

Потом было еще 449 игр за «Торпедо» и более 50 за сборную СССР.

Вообще поразительные и удивительные цифры. Возникает вопрос: «Как игрок не московского клуба вообще попал в сборную страны?». Ну и, соответственно, «Почему его не забрал к себе Тарасов?» Точных ответов на эти вопросы у меня нет. Наверняка знаю только одно, из Горького он уезжать не хотел. И такой патриотизм по отношению к родному клубу, действительно, вызывает восхищение.

Чего достиг Виктор Сергеевич за эти 15 лет я уже писал в начале поста. Повторяться не буду. Скажу только, что таких вратарей больше нет и не будет. Его уважали и любили партнеры, уважали соперники и бесконечно любили болельщики.

Мне очень жаль, что сейчас его начинают забывать. Таких людей надо чтить. И, раз уж так в нашей стране сложилось, то, хотя бы после смерти.

Партнеры и тренеры про Виктора Коноваленко

«С Сергеичем познакомился в 1965 году. Очень забавно получилось. Тогда я только начинал играть в московском «Локомотиве». А Коноваленко уже олимпийский чемпион и чемпион Мира. Да и вообще, — лучший вратарь страны. Играли мы тогда с «Торпедо».

Сутолока у ворот… Сергеич накрывает шайбу ловушкой, а я в пылу… по ней клюшкой. Он убирает руку …. ну и я проталкиваю шайбу. Судья не видел. Гол засчитан.
Радовался я не долго… 🙂 Радость перешла в ужас, когда я увидел как на меня с клюшкой наперевес несется Коноваленко и «рычит»: «Убью, салага!».

Потом вместе играли в сборной. Виктор Сергеевич тот случай не забыл, но «убивать» не стал. Он никогда не мстил. И вообще, он очень добрый (все-таки голуби сказались. прим. автора ) и веселый человек, которого в сборной любили и уважали все, и игроки и тренеры»
Борис Михайлов

«…В ноябре 1960 в Москве мы играли 2 товарищеских матча с канадцами. На вторую пригласили Виктора. Что поразило, так это абсолютное спокойствие новичка. Причем, не только меня. Помню Тарасова такое спокойствие даже озадачило и он после ужина решил выяснить причины с глазу на глаз. Но, не довелось… Когда он подошел к двери, за ней был мирный храп. 🙂 Канадцев мы тогда сделали 11:2…
Уравновешенность и уверенность в себе — вот что такое, Коноваленко»
Борис Майоров

«Виктор Сергеевич – мой кумир. Я всегда любовался тем, как он играет. Весь такой крепкий, как гриб-боровик. Скала непробиваемая.
Когда попал в сборную и я встретился с ним, счастью не было предела. Обращался к нему только на «Вы». Также, как и к Александру Палычу Рагулину»
Владислав Третьяк

Ну все, буду заканчивать. Напоследок посмотрите небольшое видео про Виктора Сергеевича Коноваленко

Уважаемые читатели, если вам есть что рассказать про этого легендарного хоккеиста, говорите. Пишите в комментариях или присылайте интересные истории через форму обратной связи на странице «Прислать письмо». Страна должна знать своих героев.

На этом все. До скорой встречи.

Знаю Виктора Коноваленко больше двадцати лет. Сначала он был для меня, мальчишки, который играет в хоккей, кумиром, недосягаемым образцом, далеким и притягательным, как свет звезды. Хоть это и несколько банальное сравнение, но оно абсолютно точное – вратарь сборной команды страны видится любому юному хоккеисту не иначе как звездой первой величины. Естественно, я хотел быть таким, как Коноваленко. И не был при этом оригинален – тысячи мальчишек играли тогда, в середине шестидесятых годов, «в Коноваленко». Вот только осуществить свою мечту – встать вровень со своим кумиром – удается далеко не всегда. Мне это удалось: я стал дублером Виктора Коноваленко! Отлично помню нашу первую встречу. Я был длинным, щуплым и не очень складным шестнадцатилетним парнем, когда меня «поставили» поучиться у Виктора Сергеевича. Он к тому времени был шестикратным чемпионом мира, двукратным победителем Олимпиад, имел огромный авторитет. Он оглядел меня неторопливо и основательно (у меня сердце в пятки ушло), а потом как равному пожал руку и произнес: «Ну-ну, не робей!» Больше, по-моему, он мне ничего в тот раз не сказал. Да это и неудивительно: Виктор не очень разговорчив. Но как я был благодарен ему за это мужское рукопожатие и за эти скупые слова.

Он стал моим учителем. Удивительно по-доброму раскрывал мне секреты вратарского мастерства. Прославленный ветеран заботливо поднимал на ноги безусого мальчишку. А ведь к самому Виктору судьба была далеко не так благосклонна. Об этом и рассказывает он с подкупающей искренностью и предельной откровенностью в своей книге «Третий период». Никогда он не проявлял ни тени ревности или пренебрежения к моей молодости и неумелости, замечания его всегда были лаконичны и точны. Я постоянно чувствовал, его стремление не уколоть мое самолюбие, не подорвать мою хрупкую веру в свои силы.

Именно тогда я понял, что мне сильно повезло – на моем пути встретился по-настоящему хороший человек. Ну а как вратарь Виктор был неповторим. Коренастый, плотный, с виду малоподвижный, он мгновенно преображался, стоило ему оказаться в воротах. Флегматичность уступала место молниеносной реакции, невозмутимость обращалась беспримерной отвагой. Виктор обладал прекрасной интуицией, способностью «вычислить» передвижения атакующих на несколько ходов вперед, отчего нередко у наших соперников просто руки опускались – и в этом они сами не раз признавались.

И не только вратарской интуицией он обладал, но и чисто человеческой. Только один пример.

Коноваленко всегда играл под двадцатым номером. Подражая своему кумиру, и я с детства надел свитер с «двадцаткой» на спине. Когда же оказался в сборной, рядом с Виктором, тихо переживал: какой номер дадут – двух-то двадцатых в одной команде быть не может. Как Коноваленко почувствовал мои мучения, невозможно понять! Но, зная, что рано или поздно я заменю его в воротах сборной, он сам предложил мне свой свитер с заветным номером.

Это был очередной урок доброты и великодушия старшего товарища. Гораздо позже я сумел оценить всю глубину и благородство этого поступка.

На мой взгляд, выход в свет «Третьего периода» – тоже в характере Коноваленко: он всегда в конце концов осуществлял задуманное. Кое-кому может показаться, что воспоминания вратаря хоккейной сборной страны шестидесятых годов несколько запоздали. Нет, не согласен! Во-первых, потому, что каждому человеку необходимо время для того, чтобы осмыслить какой-то важный отрезок жизни, прожитый период. А во-вторых... 1986-й – год сорокалетия нашей игры, и мы, читая книгу Виктора Коноваленко, еще раз пережили великолепный период в истории отечественного хоккея!

Не могу не приветствовать и «вратарскую специфику» книжки. Виктор «воскресил» для современного читателя имена выдающихся вратарей советского хоккея: Хария Меллупса, Николая Пучкова и Григория Мкртычана. Это начальные звенья нашей хоккейной вратарской эстафеты, цепочку которой, рассказав подробно и о себе, так своевременно воссоздал Виктор Коноваленко.

Уверен, что читатель будет благодарен Виктору Коноваленко за ту безграничную любовь и бескорыстную преданность горьковскому «Торпедо», всему советскому хоккею, которыми наполнена каждая страница его книжки. Приятно, что спустя многие годы Виктор и тут остался верен себе – именно за это его, как, пожалуй, никого другого, уважали товарищи по сборной.

Владислав ТРЕТЬЯК,

Первая попытка рассказать о своей спортивной судьбе была сделана мною в 1972 году. Тогда я ушел из большого спорта.

Убедил меня «выступить» в не свойственном мне амплуа мой друг спортивный журналист Михаил Марин. Человек очень увлекающийся, он, если загорался какой-нибудь идеей, умел кого угодно убедить в необходимости ее осуществления.

– У тебя теперь будет время для размышлений, – в который уж раз затевал он разговор на эту тему. Начинал более или менее спокойно, а потом все больше и больше «заводился». – Подумай, напрягись, вспомни, как пришел в хоккей... Да про наше поколение, как мы спорт любили, как людьми становились только благодаря ему, никто толком и не написал! Нас никто не агитировал, не было ни баз, ни тренеров, ни инвентаря. Коньки палками прикручивали к валенкам – об этом же никто не знает! Ведь все своими руками делали! Для твоих же пацанов в спортивной школе знаешь как интересно будет!

У Марина все было с восклицательными знаками и все – интересно.

Потом он мне объяснял, как просто это сделать:

– Берешь магнитофон и записываешь на пленку свой рассказ, потом пленку переписываешь на бумагу – и готово!

Михаил вызвался мне помочь. И верно: «переписал» с пленки на бумагу мой рассказ о военном детстве, о первых конька и вообще – о первых моих жизненных впечатлениях. Эту главу – «Я родился в щитках» – читатель найдет в книжке.

И я понял тогда: «просто» – для каждого свое. Для меня стоять в воротах – шайбы ловить, для него – писать.

– Я так не могу, – сказал я ему, прочитав главу.

Миша, явно довольный, рассмеялся:

– Не морочь мне голову! – это было его любимое выражение. К тому же он действительно считал, что много лет я ему «морочил голову», то есть мало говорил, никак не объяснял свои поступки.

Мы с ним подолгу сидели то у меня, то у него дома. Записывали бесконечные эти разговоры на магнитофон. Миша дотошно расспрашивал обо всех подробностях, растолковывая, чего от меня ждут читатели, что им будет интереснее, какие моменты моей жизни – в хоккее и вне его – необходимо объяснить и осмыслить.

Но работа тренера детско-юношеской спортивной школы закрутила меня не хуже, чем прежние тренировки, сборы, игры, переезды. Дело для меня было новое, а я не люблю плохо работать. Время – все без остатка – уходило на ребят. При каждой нашей встрече Марин напоминал мне про книжку, как, не раздумал еще писать? А я ему в ответ, что не вижу, мол, обещанной помощи от автора идеи.

– Ладно, ладно, – говорил вечно спешащий куда-то, деловой «от и до» Марин, – дай мне зиму отработать, потом делай со мной что хочешь!

На исходе одной из таких горячих для него зим, «отработав» мировой лыжный чемпионат в Лахти, а затем зимнюю Спартакиаду народов СССР в Свердловске, возвратившись после долгого отсутствия домой, в Горький, Михаил скоропостижно скончался.

Нас, его друзей и знакомых, эта смерть потрясла. Брызжущий энергией и оптимизмом, в расцвете сил – ему не было еще сорока восьми, – полный творческих планов, не доделав многочисленных повседневных дел, любимый всеми...


2024 © rukaraoke.ru.